Классный журнал

Игорь
Мартынов

Попляши

Ан дедан! 

Ан деор! Батман жете! Батман фондю! И резвой ножкой ножку бьет… Падали стены условностей, стирались границы империй и обнажалась танцующая красота мироздания. Смотри не зевай! Алянже, пассе, пор‑де‑бра — твори, живо‑твори! Размягчение позвоночника — вот путь культуры. Ступня оттаяла под Моцарта, «нижинские» кисти рук ожили в «Петрушке», позвоночник окрылился Плесецкой, а уж под реггей, соул, фанк каждый микрон анатомии пошел вразнос… Танцор — философ и поэт — стал героем того, теперь совсем уже не нашего, времени. Конечно, за этим торжеством дансинга маячил гуттаперчевый Заратустра. «О высшие люди, — восклицал сей учитель танцев, — ваше худшее в том, что вы не научились танцевать так, как нужно танцевать, — танцевать поверх самих себя!» Но, не отрицая вклад тевтонского дионисийца, не позабудем и отечественных классиков, их пластику и эластичность: 

«У нас теперь не то в предмете,

Мы лучше поспешим на бал…»

Пушкин начал учиться танцам уже в тысяча восемьсот восьмом году. До лета тысяча восемьсот одиннадцатого года он с сестрой посещал танцевальные вечера у Трубецких‑Бутурлиных и Сушковых, а по четвергам — детские балы у московского танцмейстера Иогеля. Раннее обучение танцам было мучительным и напоминало жесткую тренировку спортсмена. Но, попав на бал, ученик оказывался в среде, противоположной службе, — в области непринужденного общения, светского отдыха, в месте, где границы служебной иерархии ослаблялись. Присутствие дам, танцы, нормы светского общения вводили внеслужебные ценностные критерии, и юный поручик, ловко танцующий и умеющий смешить дам, мог почувствовать себя выше стареющего, побывавшего в сражениях полковника: «Строгий ритуал, приближавший бал к параду, делал тем более значимыми возможные отступления, “бальные вольности”, которые композиционно возрастали к его финалу, строя бал как борение “порядка” и “свободы”» (Юрий Лотман).
 

Бал Наташи Ростовой, мазурка Кити Щербацкой, «Сорочинская ярмарка»… «Подобна лилии крылатой, колеблясь, входит Лалла Рук» — русская словесность подпитывалась танцем, но и делилась с ним танцующим слогом. «Ежегодно мессир дает один бал. Установилась традиция, что хозяйка должна непременно носить имя Маргариты. Сто двадцать одну Маргариту обнаружили мы в Москве — ни одна не подходит». Но Маргарита найдена, и будет бесноваться обезьяний джаз, и будет кульминация, и Воланд скажет королеве бала: «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья». Словом, продолжатся танцы. На грани гибели, а может быть, уже за ней — как в шукшинском рассказе «Танцующий Шива»: «Как он танцует, Шива, — это надо смотреть. Это не танец, где живет одна только плотская радость, унаследованная от прыжков и сексуального хвастовства тупых и беззаботных древних, у Аркашки — это свободная форма свободного существования в нашем деловом веке. Только так, больше слабый Аркашка не мог никак.

— Как Ванька Селезнев дергает задом гвозди! — объявил Аркашка. Ванька загнал гвоздь криво, долго искал гвоздодер, гвоздодера у такого работника, конечно, нет. Тогда Ванька сел на гвоздь, напрягся так, что лицо перекосилось… Плотники хохотали. Вот Ванька раскачал гвоздь, рывком встал… Взял гвоздь и забил правильно. Плотники лежали на столах, мычали, вытирали слезы. И все, кто был в чайной, хохотали, даже строгая продавщица. Не смеялись только двое — Аркашка и Ванька».

Танец губит, танец спасает. «Все, что остается теперь от рукописания, — это ритуальный танец руки, разновидность хореографического искусства» (Михаил Эпштейн). И когда кажется, что зима будет вечной и уже навсегда помертвело чисто поле, вдруг расслышится мудрый завет:

«Ты все пела? Это дело:

Так поди же, попляши».

Ан дедан! Ан деор! Батман жете!   


Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №126. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".